Годы жизни: 1920–2003.
Она прожила очень трудную, но интересную жизнь – фронтовичка, доктор биологических наук, профессор и замечательный человек. Зинаиды Васильевны не стало в августе 2003 года, но до сих пор её вспоминают с любовью и огромным уважением. Родилась Зинаида Васильевна в октябре 1920 года в Новгороде, но вскоре родным для неё городом стал Ленинград. Здесь, в Ленинграде, Зинаида Васильевна окончила школу, поступила в Сельскохозяйственный институт, мечтала стать агрономом.
Когда началась Великая Отечественная война, Зинаида Васильевна была студенткой третьего курса. Все студенты сразу же были отправлены на оборонительные работы. Делали всё: строили полевой аэродром, копали противотанковые рвы, собирали урожай, работали комбайнерами на Ораниенбаумской МТС.
Лаборатории института были переоборудованы под эвакогоспиталь. Зинаида Васильевна стала работать там санитаркой, это был изнурительный труд в условиях голодной блокадной зимы. Побывала Зинаида Васильевна и бойцом минометной батареи Приморской дивизии Армии народного ополчения. Когда в апреле 1942 года было принято решение о добровольной массовой мобилизации девушек в Красную армию, Зинаида Абрамова оказалась в рядах первой тысячи ленинградских девушек патриоток. Она стала радисткой зенитного полка Ленинградской армии ПВО. За обеспечение бесперебойной связи в боях под Невской Дубровкой и при прорыве блокады в январе 1943 года Зинаида Васильевна Абрамова была награждена орденом Красной Звезды.
Радистка в блокадном Ленинграде
Вскоре она стала комсоргом полка и, окончив краткосрочные курсы по программе военно-артиллерийского училища, получила офицерское звание. За участие в боях на Карельском перешейке и за освобождение Выборга З.В. Абрамову наградили орденом Отечественной войны I степени. После войны она окончила институт и аспирантуру, защитила кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. В своём институте Зинаида Васильевна организовала кафедру генетики и возглавляла её вплоть до ухода на пенсию. Связь с институтом поддерживала до последних дней жизни и всегда приходила на помощь молодым учёным.
Зинаида Васильевна трижды избиралась депутатом Ленинградского городского Совета народных депутатов. Активную общественную жизнь продолжала Зинаида Васильевна и своим участием в ветеранском движении, возглавляла Комиссию по работе с женщинами-фронтовичками. Много и увлечённо работала она и в Совете ветеранов г. Пушкина, уделяла большое внимание патриотическому воспитанию молодёжи, за что была награждена орденом Дружбы народов.
Воспоминания
На одной из наших встреч однополчане подарили мне умело срисованный с фронтовой фотографии мой портрет, сопроводив его стихотворной надписью:
Однополчанин наш и друг,
Став ныне доктором наук,
Для нас осталась ты надолго
Радисткой Зиной и комсоргом.
Эта трогательная надпись напоминает мне о моей родной зенитной батарее, о тяжёлых боях по прорыву блокады Ленинграда в январе 1943 года.
Когда началась война, я была студенткой третьего курса отделения селекции и семеноводства агрономического факультета Ленинградского сельскохозяйственного института. Военной специальности у меня поначалу, конечно, не было. Но мне довелось участвовать в строительстве аэродрома, в рытье противотанковых рвов. А потом в институте состоялся митинг, и я вместе со своими однокурсниками стала бойцом Приморской дивизии Народного ополчения.
Нас, студентов, сначала направили не на фронт, а в 81-й эвакогоспиталь. И всю блокадную зиму мы работали там санитарками, притом сами оборудовали этот госпиталь в нашем институте на Каменном острове. Ухаживали за ранеными, стирали их бельё и окровавленные бинты. Помню город в страшную зиму 1941–1942 годов. Город голодный, засыпанный снегом, замороженный, с замершими на рельсах трамваями с трупами на улицах. Воду мы приносили в вёдрах с реки. Питались дрожжевым супом, но выполняли любую работу, хотя и были доходягами. Окружив город на Неве, гитлеровцы решили уморить ленинградцев голодом, стереть с карты этот «географический пункт». Весной фашисты разбрасывали листовки с издевательскими стишками: «Эй, матрёшки, бросьте мыть окошки, доедайте бобы и ложитесь в гробы!». Бывшие студентки становились сандружинницами, радистками, разведчицами, пулемётчицами, командирами отделений и взводов. И сколько их погибло, защищая подступы к Ленинграду! В наш миномётный взвод Народного ополчения была зачислена семнадцатилетняя испанка Мария Парадина, приехавшая в 1938 году с другими испанскими детьми из сражавшейся Барселоны. Она сумела настоять, чтобы её взяли в ополчение сандружинницей. Мария выносила раненых из боя в районе Кировского завода. Как-то за одну ночь она вынесла с «ничейной земли» пятнадцать обессилевших от потери крови бойцов и спасла им жизнь. Одна из первых на ленинградском фронте Парадина была награждена орденом Красного Знамени. В ноябре 1941 года Мария погибла. Погибла, вынося из-под огня раненого красноармейца.
Из частей Ленинградской армии Противовоздушной обороны в стрелковые дивизии убыло более трёх тысяч пятисот бойцов-мужчин. Не мудрено, что 19 апреля 1942 года Ленинградский городской комитет комсомола принял решение о мобилизации девушек в армию. С этого дня я вместе с подругами стала бойцом Ленинградского фронта, бойцом ПВО, была радисткой и комсоргом на маневренной зенитной батарее.
Зенитки на Университетской набережной
До ноября 1942 года эта батарея прикрывала с воздуха Левашовский аэродром, где базировались тяжёлые бомбардировщики, вместе с другими батареями 115-го зенитно-артиллерийского полка вела прицельный и заградительный огонь по фашистским стервятникам, терзавшим наш дорогой, многострадальный Ленинград.
В отделении связи, которым командовал старший сержант Николай Васильевич Фищенко, нас было всего четыре девушки-санитарки, пережившие самые тяжёлые дни блокады, смерть родных и близких. Имена и милые лица подруг никогда не изгладятся из моей памяти. Это Галя Федосеева (ныне Останкова), Леночка Воронина и Вера Михайлова.
Хотя тревоги были частыми, радиостанцией мы пользовались только в исключительных случаях. Батарейная радиостанция 6-П К (переносная коротковолновая) имела радиус действия в пределах десяти километров. В передачах использовался цифровой шифр, который менялся довольно часто. Но мы с Галей Федосеевой владели им свободно. Радиосвязь всегда была в полной готовности, хотя недоставало батареек питания – их приходилось беречь. Поэтому основной была связь телефонная.
О положении в передовых частях Ленинградского фронта мы, связисты, подчас знали намного более, чем сообщали радио и газеты, знали, что по всей линии фронта, то на одном, то на другом участке, идут так называемые «бои местного значения». Знали о тяжёлых, неудачных попытках прорвать блокаду, о ежедневных боях по защите переправ через Ладожское озеро, которые в последствии были справедливо названы «дорогой жизни». На батарее многие бойцы были не из Ленинграда, а из других городов и из сельских местностей страны. Комиссар Абросимов просил нас, девушек, рассказывать этим бойцам о Ленинграде и о том, что приходится переживать его жителям в суровых условиях блокады.
Успешное поражение самолёта противника возможно было только при условии дружной, слаженной работы орудийных расчётов, прибористов, дальномерщиков. Это достигалось непрерывными тренировками, вырабатывавшими ловкость, мастерство, быстроту.
Боевая учёба, тревоги, бои составляли основу нашей жизни, отнимали уйму сил. Но все мы были молодыми, а молодости свойственна жизнерадостность, умение находить повод порадоваться. На батарее выпускались «боевые листки», проводились комсомольские собрания, на одном из которых меня избрали комсоргом батареи. Мы читали и обсуждали редкие письма, приходившие с Большой земли. Приближалась двадцать пятая годовщина Великого Октября. Решено было торжественно отпраздновать её. Но вечером 5 ноября пришла шифровка, в которой командир полка полковник В.Г. Привалов приказывал подготовить батарею к марту. Ночью нам надлежало в боевом порядке прибыть на Ржевку, замаскироваться, провести день, а следующей ночью двинуться по маршруту, который будет сообщен.
Сборы были быстрыми, чёткими. Когда батарея выступила в поход, я отчётливо поняла, сколь это все сложно и громоздко: четыре зенитные 85-миллиметровые пушки, 4-метровый дальномер, прибор управления зенитным огнём (ПУАЗО), отделение зенитных пулеметов, отделения связи, разведки, тяги, хозяйственное отделение. В батарейной колонне было шесть грузовых автомобилей, четыре трактора-тягача с прицепами.
Дорога была разбитой и вроде бы совсем незнакомой. Но вдруг, несмотря на темноту, я узнала Колтуши. Там всего год назад, тогда ещё студентка, бывала я в лаборатории НИИ.
Теперь же, едва батарея прибыла на новое место, как весь её личный состав стал оборудовать боевую позицию. Возводились брустверы для орудий, устанавливались дальномер и ПУАЗО, строились вышка для разведчиков и наблюдательный пункт. Сразу же была включена радиостанция. Двухкилометровую «ниточку» потянули связисты на командный пункт дивизиона. Тяжёлая это была работа. Ведь одна катушка связи весила восемь килограммов, а катушек было несколько. Да ещё полевой телефонный аппарат, да бессонная ночь в придачу.
Ребята были на самой тяжёлой работе – оборудовали огневую позицию. А мы втроём – Леночка Воронина, Вера Михайлова и я – тянули связь. Галю оставили дежурить на рации и телефоне – она должна была контролировать нашу работу. Тянули линию, торопясь, продираясь сквозь кустарники, проваливаясь в воронки. Грязные, измученные, вернулись мы на батарею. Ребята к тому времени, закончив оборудование огневой позиции, копали землянки для КП и орудийных расчётов. Рассвело, можно было рассмотреть окрестности. Сквозь кустарник между грудами развороченной вражескими снарядами земли были видны тёмно-серые, почти чёрные воды Невы. На другом, левом её берегу, смутно просматривались немецкие позиции. Грозной, почти отвесной стеной высилась Восьмая ГЭС. Она и сейчас напоминает укрепленный средневековый замок. А тогда это был фашистский наблюдательный пункт.
Мы падали с ног от усталости. Наша позиция просматривалась с левого берега Невы, и в светлое время фашисты открывали минометный огонь по каждой движущейся цели. Днём нельзя было готовить пищу, ходить можно было лишь по ходам сообщения. Землянки делались только в три наката – защита от снарядов и мин. Специальной женской землянки не было. Просто удлинили землянку командного пункта. Мы повесили там плащ-палатку, сделали нары, покрыли их еловыми ветками, застелили. Старшина привёз нам ватные штаны, фуфайки, зимние шапки. В тот день мы ещё не представляли, что всё это нам не придётся сникать целых три месяца.
Помнится, что уже вскоре телефонная связь вышла из строя, где-то порвался провод. Захватив катушку и полевой телефон, мы с Леной пошли на линию искать повреждение. Было темно. Чтобы не потерять «нитку», мы не выпускали её из рук. Снова и снова проваливались в воронки и колдобины, подключали телефон и старались негромко, но четко говорить в трубку:
– «Фиалка», «Фиалка», я «Маяк». Как слышишь?
Девушки телефонистки
Через несколько дней «Фиалка» стала «Розой», потом «Сиренью», поток «Ландышем». Какой удивительный человек придумывал их, эти позывные, такие чудесные фронтовой ночью, когда над тобой летят мины, загораются осветительные ракеты, когда страшно и одиноко. Тяжёлые были ночи и дни. Помню страшную усталость и желание спать, спать, спать. Потом постепенно втянулась. Четыре часа у рации и телефона, четыре часа сна и снова то же. Вначале на линию ходили вдвоём, потом стали ходить поодиночке. Напарница шла посыльной на КП дивизиона, либо стояла часовым у снарядного склада.
Батарее приходилось часто менять позиции. Как только она открывала огонь по фашистскому самолёту с высокого левого берега Невы, её засекали вражеские артиллеристы. Помню случай, когда вражеский снаряд разорвался на огневой позиции одного из наших расчётов. Боеприпасы, лежавшие возле бруствера в количестве, необходимом для очередного заград-огня, детонировали. Ребята были ранены. Мы бросились к ним на помощь. Всех спасли. Всех перевязали, а потом отправили в госпиталь. Расчёт укомплектовали прибористами, а во время тревог на приборе должны были работать мы.
Потери были немалые. Не могу забыть, как, восстанавливая порванную связь, мы нашли непохороненные, вмёрзшие в землю трупы наших солдат, погибших во время фашистских бомбежек и артобстрелов. Особенно поразил нас слегка приворошенный снегом молодой и очень красивый лейтенант. Лежал он навзничь, раскинув руки. Открытые глаза смотрели в небо. Вмёрзшее в землю тело нельзя было даже пошевелить, а ребята, обложив его еловыми ветками, закрыли комьями мёрзлой земли.
Мы знали, что у истока Невы стоит островная Шлиссельбургская крепость «Орешек». Её сильно обстреливали фашисты. Но маленький гарнизон крепости сражался мужественно, и над ней гордо реял красный флаг. Противник так и не смог её взять. И каждое утро, когда наступал рассвет, от одной батареи к другой наши телефонистки, нарушали устав, передавали с гордостью: «Крепость держится! Вижу флаг!». Через считанные минуты об этом знали все расчёты.
Зорко следили за небом наши разведчики. Чаще всего в нём появлялись «хейнкели». Батарея немедленно открывала по ним огонь. В свою очередь гитлеровцы начинали обстреливать батарею, и мы снова вынуждены были менять позицию. Но где бы ни стояла наша батарея, она не удалялась от берега Невы более чем на километр-полтора. Мы подчас наблюдали бои, которые шли на противоположном берегу. Было известно, что там, в районе Московской Дубровки, наши бойцы удерживают крошечный клочок земли, «Невский пятачок», насквозь простреливаемый фашистской артиллерией. Какое-то время наша батарея находилась вблизи речки Дубровки и прикрывала переправу на «пятачок».
Бойцы морской пехоты – один к одному весельчаки и балагуры, ночью переправлялись на понтонах через Неву.
В декабре и в начале января 1943 года к Неве по ночам стали прибывать войска. Мы тогда не знали еще о подготовке операции «Искра». Перед нами была поставлена чёткая задача: не допускать фашистские самолёты к правому берегу, прикрывать от них прицельным и заградительным огнём наши войска. Рядом с позицией батареи остановились дивизион легендарных «катюш», минометные батареи, противотанковые пушки-сорокапятки. «Катюши» мы тогда увидели впервые. Они были так непохожи на наши пушки! Смонтированные на грузовых машинах, направляющие, странного вида лежащие на них снаряды…
Наступление началось с артиллерийской подготовки. В ней участвовала и наша батарея. До сих пор у меня перед глазами огненные хвосты реактивных снарядов, окутанный дымом левый берег Невы, чёрные рушащиеся стены 8-й ГЭС. Но отчетливее всего видится масса бегущих по невскому льду бойцов в белых маскировочных халатах. Видится этот лёд, окрашенный кровью раненых и убитых. Видятся полыньи, в которых тонули люди, пушки, пулеметы…
И все же блокада была прорвана. О встрече сибиряков дивизии генерала Симоняка с бойцами Волховского фронта мы узнали очень быстро. Трудно передать охватившее всех ликование!
За период с декабря 1942 по 18 января 1943 года наша батарея сбила три фашистских самолёта. Она прикрывала огнём от немецких бомбардировщиков войска 67-й армии. Прикрывала переправы наших войск, вела стрельбу по наземным целям. Горжусь своим непосредственным участием в тяжёлых боях по прорыву блокады.
После прорыва блокады за две недели была построена железнодорожная ветка, связавшая Ленинград с Большой землёй, и 7 февраля по ней прошёл первый поезд. Наша батарея охраняла эту ветку от бомбёжек и обстрелов.
За участие в прорыве блокады многие зенитчики были награждены орденами и медалями. Я получила орден Красной Звезды. В марте 1943 года все мы были награждены медалями «3а оборону Ленинграда». Батарею нашу перебазировали в Уткину Заводь на охрану 5-й ГЭС, единственной станции, снабжавшей энергией блокированный город. Фашисты пытались её уничтожить – не вышло. На станцию не упала ни одна бомба.
Экстерном сдала я экзамены за военно-артиллерийское училище и к осени 1943 года получила звание младшего лейтенанта. В мае того же года меня назначили комсоргом 111-го зенитно-артиллерийского полка.
Шло время. Близился день полного освобождения города от блокады. 14 января 1944 года после сильнейшей артиллерийской подготовки началось наступление войск Ленинградского и Волховского фронтов. За тринадцать суток, взломав глубоко эшелонированную оборону противника, они продвинулись вперёд на сто километров. 27 января 1944 года в двадцать часов Ленинград салютовал в честь героических войск, снявших осаду и положивших конец девятисотдневной блокады.
В нашем полку была единственная на фронтах Великой Отечественной войны женская зенитно-артиллерийская батарея, вооруженная крупнокалиберными 85-миллиметровыми орудиями. Командирами этих орудий и номерными расчётами были в батарее девушки. За участие в наземных и воздушных боях все они были награждены орденами и медалями. Командир первого орудия Зинаида Васильевна Литвинова получила орден Славы. Вместе со своим расчётом она участвовала в праздничном салюте в честь снятия блокады, а 9 мая 1945 года – в честь Победы. Литвинова была знаменосцем нашего города, когда Михаил Иванович Калинин вручал ему орден Ленина за победы в Великой Отечественной войне. В послевоенное время З.В. Литвинова руководила технологической лабораторией на Металлическом заводе.
Сняв военную форму, став снова штатским человеком, я поспешила закончить высшее образование. В 1949 году защитила кандидатскую диссертацию. За кандидатской последовала докторская, и с 1966 года я стала заведовать кафедрой генетики в своём родном Ленинградском сельскохозяйственном институте, ныне Санкт-Петербургском аграрном университете.
При встречах мы, конечно же, вспоминаем нашу 23-ю маневренную батарею. Вспоминаем времена, когда нам было невыносимо тяжело. Но всё хорошее, что было на фронте, помнится намного лучше.
Мои боевые награды: ордена Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медали «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», юбилейные медали.
Наградной лист Зинаиды Васильевны
Из книги «По зову Родины».