Даты жизни: 31 мая 1911 г. – 10 января 1994 г.
Капитан. Ленинградский, 3-й Прибалтийский фронты, 690-й истребительный противотанковый артиллерийский полк. Заведующий кафедрой птицеводства и мелкого животноводства.
Родился в Ярославской губернии в семье сельского священника. Работал в сельскохозяйственном кооперативе в Вологодской области. В 1930 г. вступил в коммуну, где организовал промышленную инкубацию яиц. В 1938 году закончил Ленинградский сельскохозяйственный институт. Будучи аспирантом, в 1941 году добровольцем ушёл на фронт, защищать Ленинград.
Воевал на Ленинградском фронте, служил в должности техника-лейтенанта. В 1944 году – старший техник-лейтенант, начальник мастерских артиллерийского снабжения 690 Истребительно-противотанкового артиллерийского Лужского полка. Весной 1944 года был тяжело ранен.
Сильвестр Иванович прошёл практически всю войну. Был призван на фронт 21 ноября 1941 года Пушкинским ГВК Ленинградской области, служил в должности техника-лейтенанта. В 1944 году был уже старшим техником-лейтенантом, начальником мастерских артиллерийского снабжения 690 Истребительно-противотанкового Артиллерийского Лужского полка.
Артиллерист истребительно-противотанковой артиллерии
В представлении к ордену Красная Звезда командир полка Силантьев отмечал:
«В боях 11, 12, 13 марта 1944 года при наступлении наших частей в районе Иваньково, Голенищево, Лехино, когда артиллерийским огнём противника вывело из строя 4 орудия, выйдя с ремонтниками на боевые порядки под артиллерийским и пулемётным огнём противника отремонтировал и поставил в строй 3 пушки произведя им сложный ремонт, чем оказал большую помощь дивизионам в решении боевых задач. С 14-го по 17-е марта также непосредственно на боевых порядках произвёл мелкий ремонт 12 орудий. В тот же период, когда подразделения остро нуждались в боеприпасах, организовал своевременную подвозку снарядов на боевые порядки. В боевой обстановке, выполняя вышеуказанные задачи, проявил себя мужественным, отважным, храбрым офицером».
Прибалтийская операция 1944 года – стратегическая наступательная операция советских войск
Весной 1944 года был тяжело ранен.
По окончании войны Сильвестр Иванович вернулся к научной и педагогической деятельности. За долгие годы трудовой деятельности внёс огромный вклад в развитие отечественного птицеводства, создал множество научных трудов, передавал свои знания студентам. Получил звание профессора.
Награды: орден Красной Звезды; медаль «За оборону Ленинграда».
Архивный документ о награждении С.И. Боголюбского Орденом Красной Звезды
Возвратившись с войны капитаном, продолжил учёбу в аспирантуре.
С 1948 года работал в Пушкинской научно-исследовательской лаборатории с.-х. животных в Ленинграде и одновременно преподавал в ЛГУ. С 1965–1977 годы возглавлял кафедру птицеводства и мелкого животноводства ЛСХИ, с 1977 – профессор кафедры.
Сильвестр Иванович Боголюбский
При нём была введена специализация по птицеводству, организованы знаменитые конкурсы птицеводов-бонитеров. Впервые в стране разработал методику анализа селекционных материалов учёта на ЭВМ, заложил первый отечественный поликросс кур, разработал модернизированную систему оценки птицы по компонентам яйценоскости, флуоресценции яиц. Побывавший как член ВНАП в Риме, Париже, Мадриде, Лондоне, посетивший знаменитые музеи мира, он передал свой огромный багаж студентам и сотрудникам. Около 40 лет он руководил селекционной работой ГППЗ «Нагорный» и племхозом «Гранит», был членом научно-технического совета ВАСХНИЛ, членом методического совета Селекционного Центра России. С лекциями, докладами, консультациями он объездил почти всю страну. Опубликовал более 120 научных работ. Многолетние исследования Сильвестра Ивановича легли в основу первого учебника для вузов «Селекция сельскохозяйственной птицы» (1991 г.).
Награждён орденами: Отечественной войны I степени, Красной Звезды, «Знак почёта» и восемью медалями.
Многочисленные ученики и поклонники его таланта, учёные и производственники работают (или работали) во всех регионах СНГ. В настоящее время на факультете успешно работают две ученицы Сильвестра Ивановича – доценты Людмила Трофимовна Васильева и Наталья Борисовна Рыбалова.
Письма
«Дорогие друзья! Женя!
Через два дня сойдётся месяц, как Ленинград выписал меня из своих домовых и адресных книг, а в «строевой записке» 1-ой части прибавилась единица. Эта длинная единица в первый же день прибытия на своё постоянное место оказалась в довольно горячем климате. Первую ночь в землянке единица спала неважно. Ухало, ахало, охало…Однако, не имея достаточного опыта, и не сумев разобраться, где разрыв, где выстрел единица успокоила себя – это наши. Утром выяснилось, что это «почти совсем» не то. Ну, а теперь уже острота впечатлений изгладилась. Уже несколько раз менял своё местожительство, подвигаясь ближе и дальше к первой линии. Два раза пришлось на открытом месте побывать в 150–200 м. от немцев – откатывать подбитые противотанковые орудия. Работал с этим делом две ночи с половиною. Острое блюдо… очень острое… И вот пока не опровергнутый вывод. Если мобилизовать свою голову только на одну мысль – выполнить задание во что бы то ни стало, чёрта и дьявола, то страха остается тем меньше, чем больше, чем сильнее будет эта мобилизация. На этой операции я чувствовал страха в десять раз меньше, чем сидя в щели во время воздушной тревоги на выборгской стороне.
К житью в землянке тоже привыкнуть нетрудно, только для меня всё труднее, чем для других – рост 181 см, а землянка обычно полтора метра. Сегодня исключительный день: в помещении эвакуированного недостроенного завода есть душ, и в силу ряда обстоятельств удалось постоять под живительным дождем… уф хорошо!
Работа. Как и предполагалось – не боги горшки обжигают, но всё же в начале без конфузов не обошлось. Больно уж велика дистанция от краников до современных пушек, как ни странно, но организацию работ я осваивал дольше, чем технику их выполнения.
Самое тяжёлое пока это одиночество. Одиночество среди людей. Я не могу пожаловаться ни на одного человека, окружающего меня. Повезло что ли мне, но пока, мне кажется, хорошие люди. Однако, эти люди делятся на начальство и подчинённых, и я как-то не могу привыкнуть со своей штатской психологией к этому делению и вытекающему отсюда отношению к людям. Вероятно, это придёт.
Стоит ли говорить, как я вспоминаю Пушкин… Институт… Кафедру. Всё на ней. Всё представляю до последней вещи… Смотришь иной раз, как пылает пожар, как рушатся здания, буквально изреженные снарядами и думаешь, неужели и наш родной первый корпус испытал то же. Должен сознаться в чёрствости души (или это зависит от физиологических познаний моих), но трупы, которых повидал я уже не мало и в изрядных скоплениях произвели на меня меньшее впечатление, чем картины разрушения результатов человеческого труда…
С величайшим нетерпением жду в своей землянке вашего ответа». 10.12.1941
«Женя – дружище – Здравствуй!
Получил твоё письмо. Великое спасибо за него.
Сегодня оно как нельзя более кстати.
Письмо застало меня в настроении встревоженном и если хочешь грустном. Было от чего. Отправил в госпиталь своего фронтового друга (тоже техник-лейтенант). Просверлен в 8-ми местах. Пробито лёгкое, бок, обе щеки и т.д. Будет ли жив ещё…
Вчера пылали родные места… Ох, как пылали. Нетрудно понять, как больно смотреть на всё это…
Встряхнёшь головой – стряхнёшь раздумье – война. А зубы всё же сцепишь. И вдруг письмо. Откуда? От друзей. Хорошее, товарищеское, родное. Эх, мать честна – «да видно жив курилка». Ну и расцепишь зубы и улыбнётся душа – ни черта… «всё мгновенно, всё пройдет, что пройдёт, то будет мило (я часто повторяю теперь эти строчки). И по- иному загремит работа…». 18.06.1942
«Дружище Женя!
Это я. Здравствуй. Не узнаёшь – был такой… Аккуратный…
Сегодня 26 ноября. Землю точно кнутом хлестнули, вертится на последней скорости – дни не идут, не бегут, а мелькают. Мелькнули летние дни – привольные, свежие, всё трын-трава, землянки настежь, сухо, тепло…
А потом дым и грохот. Это лущение образца 1942 г. Цель лущения похоронить под пластом стерню, сорняки, вредителей. И тут тоже – немцы под пласт.
Я никогда не забуду… вот она последняя наша траншея, колючая проволока нейтральной зоны, первые траншеи их. «Они»: рыжие, белые, чёрные, в рогатых касках, вытянувшиеся, скорченные, уткнувшиеся носом в землю, со сжатыми челюстями, раскрытыми ртами…
Чуть глубже их пушки, танки, землянки, провода, какие-то насосы, ящики, снаряды, патроны, гранаты…
К новому переднему краю они так близко, что в туманное утро можно расслышать немецкую речь.
В воздухе иногда может закувыркаться зелёный предмет. Это наши бойцы, раскрутив на верёвке гранату, бросают её в первую немецкую траншею… Осень в этом году была сухая, ясная и как-то неожиданно, перешедшая в зиму». 26.11.1942
«Женя!
Только что получил твое письмо. Сходу отвечаю…
Лупцуем немца-то как! А..! Вот они «горячие денёчки». Сегодня у нас полно разговоров о друге моём, командире дивизиона, где я прослужил целый год. Когда танки пошли в атаку, он зацепил пушки за танки и вырвался с ними аж вперёд пехоты. В нужном месте отцепил пушки и так оглушил этой дерзостью фрицев, что те опомниться не успели, как он заткнул дыры их амбразур своими снарядами. Пленные… толпы их тихо о понуро двигаются сейчас от фронта, непередаваемым взглядом осматривают места, где их ведут и людей, которые встречаются.
Та особая дивизия, с которой нам приходится иметь дело, одета не так уж плохо, за исключением ног.
Тут уж я просто ничего понять не могу. Сам лично я видел целые склады бот из… соломы. Это для солдат, а для офицеров сделали боты из войлока на такой здоровенной деревянной подошве (миллиметров 20 толщиной), что мы в шутку предположили о некоторой тактической значимости этих бот: в ботах такой тяжести и размеров отступать, прямо скажем, рискованно. Поистине, немец выдумал обезьяну…». 23.02.1943
«Дорогая Женя!
Ну, дожил я до жизни – девушки меня на руках носят… а ведь я тяжёлый. Носят вот уже восемь дней. Какой-то Карлуша насверлил мне дырок. Итого пять.
Кости не раздроблены (хотя задеты), так что дело ерундовое. Однако разукрашен здорово. После часов горячки и операции впечатление было такое, будто там 32 зуба и все их тянут, выдрать хотят – некрасивое занятие – ничего романтического. Температура тряслась около 39. Теперь полетела кубарем…За окном весна. Чудесная весна. Солнце, тепло. Вероятно, когда придёт мое письмо у вас будет весна в полном разгаре. Чудесно!
Большое счастье жить, Женя, а дырки зарастут: «это к завтраму всё заживёт». Апрель 1944.
«Лиенка!
Полный порядок и благополучие. Температура вполне. Боли утихли. Подложив подушку, могу лежать на спине. Появляется аппетит. Делаю первые шаги. В общем, всё идёт на полный ход.
Осколков, правда, так и не вытаскивали, да до полного заживления теперь вряд ли и будут. А, возможно, сказал врач, и вообще не будут. Та и буду я «магнитной аномалией». Ну, это дело будущего.
Письмо тут прервал. Была перевязка. Теперь всё на мне чистое. Врачи относятся хорошо, начинаю читать книги…» Май 1944.
Из книги «По зову Родины».